хроника
канон
Записка
"главное"
bases
 A & V
 V & P
биография
Мария
Чевенгур
Котлован


     1. Ранние тексты
     2. О повести "Ювенильное море"
     3. О пьесах
     4. Платонов - литературный критик
     5. О военных рассказах



1

"Мое молодое...останется главным...навсегда"


В первом томе собр.соч. Платонова (Москва, ИМЛИ РАН, 2004) приведены его главные тексты - те, где он обдумывает Записку Гагарина (Николая Федорова) и завершает разработку конструк­ции Русского Канона, отчетливо сознавая, чем именно он занимается; почти все они опубли­кованы на страницах газеты "Воронежская коммуна". "Каждый день горячими ветрами бродят среди людей глубокие, сияющие мысли, стихийно (пока, пока) самозарождаются в обычной, будничной нестерпимой работе великие технические изобретения и новые конструкции мировоззрений", Вор.ком., 26.12.1920 (I-2,128: том I, книга 2, с.128).
      Камень преткновения - природа. Гагарин ругает Толстого, слепая сила природы для того - святыня: "Птица, говорит гр.Л.Толстой, так устроена, что ей надо летать, клевать, ходить, соображать, и когда она все это делает, тогда она удовлетворена, счастлива, тогда она птица". Платонов, кажется, соглашается: "Буржуазия - щенок. Настоящий враг - природа, вселенная, которой любуются и поют песни ослепшие, одураченные поэты" (I-2,156); выжженные засухой поля стоят перед его глазами, "засуха крыла из каждых двух годов в третий" ("Иван Жох", Россия еще XVIII века, I-1,28). Но тут же, тот же самый 1921 год (и что начисто отсутствует у Гагарина): "природа - есть всегда нечто более смелое и гениальное, чем самая вольная человеческая мечта" (I-1,190). Об этом начал говорить Чаадаев: "В природе существует пластическая сила, творящая формы. В ней, по-видимому, и заключено жизненное начало. Оно замечательнее всего явлено в кристаллизации, именно там и нужно исследовать его. Кристаллизация странное явление. Природа начинает с чистой геометрии: неистощимый источник размышлений". Т.е. вопрос о разуме природы открыт, Платонов живет в мире, где "без участия и сочувствия самой природы живые простейшие организмы не дошли бы до такого уровня развития и органического совершенства", Вор.ком., 2.3.1921 (I-2,151) и потому "спасение не внутри нас, а вне нас" (I-2,162).
      Мир внутри был опутан странными представлениями: законами, которые не зависели от желаний. И зияли бреши. Тот же Чаадаев: "Есть умы столь лживые, что даже истина, высказанная ими, становится ложью" - тут в явном виде не признается существование категории законов, независимых от нашего сознания. Через столетие это частично просочилось даже в науку, в квантовую физику, хотя и в очень усеченном виде (принцип антропности): вмешательство приборов в изучаемый процесс не позволяет выделить сам процесс. Или Гагарин: в третьей части своей Записки иронизирует над "мистическою силою тяготения"; отменил "закон" борьбы вопреки очевидности. Оказалось, удивляется Платонов, "что человек переносил свои личные переживания, чувства и случайные мысли на всю природу, обобщал их и делал законами общего хода жизни вселенной", "познай себя - и ты познаешь все, что существует"; наука "не могла понять, что всякое явление (и закон) есть результат действия бесконечно многих явлений, протекших ранее...сущность явления именно в его изменяемости, текучести, перерождаемости, свойстве быть причиной для другого явления. Следовательно, законов никаких в природе нет и не может быть, есть человеческие заблуждения и отражения этих заблуждений...Мы видим две-три ступеньки, через которые проходим, но не видим лестницы и во что она упирается" ("Над мертвой бездной", Вор.ком., 4.03.21, I-2,153), т.е. любой закон, например, "закон" всемирного тяготения, не просто удобное приближение, которому уготовано уточнение, но и будучи приближением, оно может перестать быть им, ведь природа "тяготения" неизвестна: "и земля под нами колеблется, и в почве происходят ураганы, и, может быть, скоро земля взорвется и разлетится от непостигнутых нами законов взаимодействия" и "солнце есть взорвавшаяся планета" (I-2,156). И законы диалектики - вовсе не законы (I-2,284). Через сорок с лишним лет во время традиционных Мессенджеровских чтений в Корнеллском университете известный физик Р.Фейнман скажет, что в законе тяготения, кажется, вообще нет необходимости: тяготение предметов к земле хорошо известно, но для расчета траектории движения снаряда или искусственного спутника совсем не обязательно обобщение, что все тела якобы притягиваются друг к другу. Еще через двадцать лет выдающийся математик А.Н.Колмогоров напишет, что само понятие закономерности вряд ли определимо, но нужно пытаться; это уже ближе к тому, о чем пишет Платонов в "Воронежской коммуне", но ста лет еще не прошло. Тоже самое относилось и к "законам" экономики: господство "командующих застольных классов" (I-2,128) всегда "оправдывалось бытием этих несуществующих законов - "железной необходимостью", застольные классы рассматривали себя "как некоторое истечение и продукт этих законов" (I-2,153).
      Невнятица в науке и искусстве, что они такое, связана с тем, что переустройство действительности по своему желанию всегда было не по силам человечеству и оно начало "с более легкой, с более посильной работы - с переустройства символов, образов, теней этой действительности, например, со слов". А так как слово "очень глухое эхо действительности", то на этих вопросах поломали челюсти все, кто брался разрешить их. РЕШАТЬ ЖЕ ИХ НЕ НУЖНО, НУЖНО ВЗЯТЬ ГОТОВЫЙ ОТВЕТ (I-2,164): искусство есть организация хаоса, оно призвано развязать этот мир от "законов", превратить его в то, "чем он сам хочет быть, по чем сам томится и каким хочет его иметь человек". "Наука и искусство в своих высших состояних совпадают...Там исследование этого мира все равно что творчество этого мира". Только выделенные в отдельные сословия наука и искусство "находятся в разных местах" и не могут определить себя. К тому времени, когда Платонов пишет в "Воронежской коммуне", что никаких законов в природе и быть не может, А.Пуанкаре уже обнародовано, что все результаты, которыми так гордятся астрономы, базируются на употреблении расходящихся рядов. Ученый мир в немалом смущении. Пуанкаре предлагает выход, но он удовлетворяет уже немногих; кажется, наука занимается изобретениями правдоподобных рассуждений, "черные дыры" лишь утешают домашних хозяек, они знают, куда исчезли деньги - в черную дыру. Ньютон утверждал, что знает общий метод решения дифференциальных уравнений, но это была чистая поэзия, до появления вычислительных машин проверка была невозможна и потому это "знание" не имело практического значения; сейчас, когда появились ЭВМ, оказалось, что неизвестно, являются ли полученные ЭВМ решения "общим методом" решениями начальных уравнений, и выхода из этой ситуации не будет; наука дает одно из возможных описаний данных наблюдения в краткой сводке, вот и все. "В университетах, среди каких-то добрых и красивых людей, на вечерах и лекциях видно, как затухает, меркнет утомленная еще в предках, в тысячелетиях жизнь" ("Черный спаситель", I-2,157). Когда Платонов говорит о науке с воодушевлением, это всегда - техника, где человек и природа соединены: "все науки уравнялись и свелись к технике" ("Жажда нищего", Вор.ком., 1.1.21, I-1,169). "Строго и до конца говоря, вся промышленность, все хозяйство, начиная со старинных времен, держались на непрерывной, незаметной изобретательности" ("У начала царства сознания", Вор.ком.,12.1.21, I-2,144). Современное же искусство - организация символов, призраков материи, не труд-творчество, а песни о труде. Конечно, и такой образ действительности, как слово, есть часть действительности, но это поверхность действительности, "образ - поверхностная идея" (I-2,165).
      ГОТОВЫЕ ОТВЕТЫ находятся вне современной науки (и тем более, согласно Чаадаеву и Гагарину - вне философии) и вне современного искусства (и согласно Чехову и Платонову - вне существующих религий). Верность нравственности по Гагарину означает верность тому, как должно быть. А должно быть так: недопустимо, чтобы люди умирали от голода; налаживание языка с природой, говорит Гагарин, должно начаться с решения именно этой проблемы. Толстой о "Капитале" Маркса (1889): "будут те же дворцы, гастрономические обеды, сласти, вина, экипажи, лошади - только все будет доступно всем...как они не видят, что это невозможно"; Гагарин: "никакими общественными перестройками судьбу человека улучшить нельзя"; Платонов: "Мы не злы и вы не злы, но мало травы - кто-нибудь умирает и ругается!" - говорит Марии вождь кочевников ("Песчаная учительница", I-1,47). Сейчас историю предопределяют, облегчая путь человечеству, но это - совсем не история (I-2,225). Поставленная задача меняет прошлое: Петр I "страшно извел могучие леса, обнажил почву, поверхностный сток воды ничем не задерживался - реки начали засоряться, мелеть и заболачиваться, появилась малярия" (I-2,291), "все царство обветшало от подложного Петра-царя, сына Лефорта" (I-1,27). Они теряют равновесие в отношениях с природой - вот история людей. Половина всех текстов обеих частей первого тома и вся практическая деятельность Платонова посвящена "одной из самых мощных (по емкости труда и полезному эффекту впоследствии) прикладных наук - мелиорации (т.е. науки об улучшении земли, приведении ее в разумный вид)", Вор.ком., 1.4.23 (I-2,248).
      Проблема усиления внутреннего влагооборота может быть решена за 100 - 200 лет ("На фронте зноя", Вор.ком., 26.4.22, I-2,211). Параллельно целесообразно проведение следующих работ (и Платонов их выполняет): устройство и ремонт прудов, устройство колодцев (срубовых, бетонных, трубчатых), осушение заболоченных площадей, искусственное орошение земель, укрепление оврагов. "Вся Россия, и в первую очередь ее юго-восточные области, должна быть гидрофицирована, т.е. искусственно орошена, поставлена вне зависимости от дождей" ("Хлебстанок", Вор. ком., 14.12.21, I-2,202). Гидросфера (реки, морские и океанические течения, грунтовые и артезианские воды, сгущения паров в воздухе) - этот механизм сам по себе реконструируется с течением веков; техника климатических улучшений основана либо на реконструкции рельефа, если нужно влиять на атмосферу, либо на гидротехнических сооружениях; чтобы разморозить восточную часть Сибири, необходима канализация теплых течений в Сибирь через горные массивы и такая же канализация холодных потоков с ледяной пылью из Сибири в пустыню Гоби, там есть места, где никогда не бывает и не было осадков: растаявшая ледяная пыль даст пустыне облака и дождь, впервые от сотворения мира. В Китае можно сделать влажный умеренный климат с преобладанием к теплому, взамен знойно-пустынного, в Сибири - умеренный, западноевропейский, примерно как в Германии ("Об улучшениях климата", Вор.ком., 4.4.23, I-2,306-308). "Размороженная Сибирь!..Это должно стать лозунгом Советского Союза" (по оценке Платонова затраты на этот проект примерно в три раза превышают затраты на строительство Панамского канала). И конечно, все это возможно только при решении энергетической проблемы преобразования солнечного света в энергию (но не сжигаемого топлива, его использование "исчерпывается во времени - в недалеком будущем то, что служит сейчас топливом, будет служить сырьем для обрабатывающей промышленности", Вор.ком., 31.7.23, I-2,254), потому что "даже энергия расколотого Резерфордом атома ничто в сравнении с энергией светового океана" (I-2,220). Закон сохранения энергии, как и всякие законы - фикция, вся пышная жизнь человечества идет целиком за счет солнца ("Борьба с пустыней", Вор.ком., 14.12.24, I-2,276). И значит такая же фикция все эти решения уравнений, касающиеся распространения света; уравнений, полученных исходя из закона сохранения. К тому же нет ясности: "Совершенно ясно: Солнце никаких тепловых лучей не испускает - для них не может служить передатчиком межпланетная электромагнитная среда, эта пучина токов. Солнце испускает электромагнитные колебания и еще что-то, еще более нежное и неуловимое. Только Земля совместным сопротивлением сложной атмосферы и почвы превращает электромагнитную энергию Солнца в тепло" ("Лунные изыскания", I-1,122). "- Электричество, это што такое? - Этого я не знаю и от этого мучаюсь, - ответил ученый" (I-1,269). Однако нас должна интересовать не истина и справедливость (Платонов ненавидит идеалы, духовность и прочие юбки старых дев), а решение энергетического вопроса, мы должны рассматривать историю как практическое решение единого энергетического вопроса (I-2,219). "Эта борьба может продолжаться тысячи лет, но мы должны в ней победить" (Вор. ком., 14.12.21, I-2,201), "истребить это отчаяние, это заточение в нищету и эту казнь миллионов" (Вор.ком., 19.9.23, I-2,257); таково духовное задание Платонова. О какой "духовности" можно говорить, когда существует такой труд, как труд шахтеров?
      У Платонова нет никаких подтекстов. При осуществлении общей цели необходимо объединение сил; нужно, чтобы люди хорошо понимали друг друга, чтобы твоя душа не была для других обманом; нет никаких подтекстов и у предшественников, авторов Канона; но особенно - у Платонова: уйдя в низы труда, в мастерскую, в цех, в поля, где находились все истины жизни, он убедился, что природа не знает обмана; природа не знает никакого нарочного наказания (I-1,33)! Легенда о закрытости, зашифрованности текстов Платонова служит простой цели - возможности трактовать их в угоду командующим застольным классам. Сегодня в цене указивка: сначала Платонов был очарован революцией, потом разочаровался. Не очарован. И не разочаровался. "Коммунизм есть только волна в океане вечности истории" ("Будущий Октябрь", Вор.ком., 9.11.20, I-2,108). Там же: "Мы еще больше революционеры, чем коммунисты, а главное - не фанатики"; если в классовой системе есть капиталист и пролетарий, то при коммунизме они трансформируются в изобретателя и кочегара, квалифицированного рабочего и чернорабочего, общество снова будет приперто к стенке и "Октябрь повторится" (Гагарин: выделение ученых в сословие - большее бедствие, чем разделение на бедных и богатых), где тут очарование? Этот день, пишет он о 9 января 1905 г., "содержательнее и ценнее тысячи учений о рабочем классе, его тактике и задачах" (Вор.ком., 22.1.21, I-2,149) - это об учениях Маркса и Ленина, никаких подтекстов. Маркс создал учение, независимое от своего сознания, и потому считался богом. Сам факт, что, из-за разности естественных условий жизни, те, у которых условия хуже, неконкурентноспособны и автоматически попадают в рабство через механизм свободной торговли, был тривиальным. Три тома "Капитала" должны были внушить, что там есть что-то еще. Но там было только это: удовлетворение потребностей (о чем сразу же и сказал Толстой); свобода потакать своим прихотям не может привести ни к равенству, ни к братству, пишет Гагарин; никакого "учения" не было; не говоря уже о том, что наслаждения застольных классов непонятны как наслаждения классу изобретателей; "мы только копировали до сих пор буржуазию" (Вор.ком., 5.1.22, I-2,203); презрение к рабочим было выражено толщиной томов. Марксизм был классическим буржуазным учением. Поставив задачей удовлетворение потребностей, он автоматически скатывается к борьбе за увеличение производительности труда, пятилетке в четыре года, интенсификации уничтожения природы. "Покорение природы" по Гагарину и Платонову - взаимное восстановление и поддержание всей жизни на земле, развитие возможностей природы и человека, т.е. несколько иной вектор усилий: сбор "верного" урожая - такого, который бы гарантировал неухудшение свойств почвы; изменение "законов" природы (не может быть названо нравственным вообще истребление животного, насекомого какими бы то ни было средствами) и главное - познание электричества, ключа к познанию вселенной (I-2,220).
      Платонов искренне восхищается Марксом, Лениным, Троцким, как те, не зная цены, силы и красоты сырой материи, тем не менее иногда случайно говорят нужные вещи, например, Ленин: наша задача в том, чтобы обучить управлению государством каждую кухарку, как он догадался? Ведь именно об этом и говорил Гагарин, хотя и умер раньше всех революций. До сих пор наука знала опыты, производимые кое-где, кое-когда и кое-кем, она не знает опыта, производимого всеми, всегда и везде; начиная перестройку земного шара с обращения всех людей к земледелию, каждый человек автоматически вовлекается в этот процесс. Правда, при этом они почему-то именно крестьянство считали второстепенным классом, но это не важно, сама работа по изменению лика земли "на ходу решит все социальные задачи внутри человечества" ("НОВОЕ ЕВАНГЕЛИЕ", 13.11.21, I-2,192). Председатель кредитного товарищества говорит об Ильиче (т.е. обожаемом товарище Ленине): "Он, как известно здесь всем, учил, что керосиновая лампа зажигает пожары, делает духоту в избе и вредит здоровью" (I-1,57). Казалось, Ленин видел насквозь и независимо от сознания: электрическая лампочка не коптила. Поставив в центр внимания работы по гидрофикации (электрификация - ДЛЯ гидрофикации), вовлекая людей в эту работу, пишет Платонов, мы получаем эффект, который не даст никакая пропаганда ("когда повели канал по Черной Калитве - крестьяне плакали...десятилетия стояла эта задача неразрешимой", Вор.ком., 15.11.24, I-2,275). Занимаясь же пропагандой, с акцентом на борьбу (в том числе за правильное понимание марксизма), мы можем дискредетировать социализм и советскую власть и потерять все: "Растянутая на необозримо долгий срок - она может свестись к нулю, т.е. революция может стать силой, которая якобы по объективным условиям, а на самом деле по собственному бессилию возрождает капитализм в еще более нестерпимых, безумных формах, чем он был до революции" (I-2,187), ведь "объективные условия...субъективны, а совсем не объективны" (I-2,188). "Надо переопределить понятие коммуниста и изменить все поведение РКП" (Вор.ком., 29.12.20, I-2,131), "коммунист теперь...изобретатель, искатель новых, лучших методов труда" (Вор.ком., 12.11.20, I-2,112).

      В предисловии (Н.Корниенко) сказано, что настоящий том открывает первое научное издание сочинений Платонова, комментарии призваны "способствовать пониманию произведений писателя", смысл которых ранее "передергивался до неузнаваемости в угоду политической или иной конъюнктуре". Преодолеть личные оценки, воздержаться от концептуальности - "все это мы пытались..." Но ведь это невозможно. Тем более в научном издании. Общие указания, сформулированные ближайшими предшественниками, таковы. М.Лобанов (1966): "у Платонова нет такой силы обобщения, как у Шолохова...или Леонова", однако "перед нами художнический труд сильного нравственного накала, в котором именно из-за его напряженности не все ровно выдержано". О текстах молодого Платонова Л.Шубин пишет (1967), что они "не могли охватить сложной действительности. Нет, все же Платонов не был философом"; о них же В.Чалмаев (1978): "они, по сути дела, минуют этап углубленного и повседневного (ай, молодец!) изучения рабочего класса...попросту не передают всей (!) сложности реальных усилий рабочей массы по преобразованию былой России и всемирно-исторического значения Октября". Голод в Поволжье, по мнению Чалмаева, показал "всю слабость...воззрений Андрея Платонова на исторический процесс". Они, конечно, не знакомят читателя с этими воззрениями. Стандартные наборы фраз, в частности, означают, что Лобанов, Шубин и Чалмаев просто не понимают, о чем пишут, таковы обычно тексты школьных учебников, "литература больна смертью" (I-1,496).
      Попытки преодолеть личные оценки выразились лишь в одном: что "динамо - то же, что динамо-машина" (много раз в обеих книгах), что такое шкив, что ротор - вращающаяся часть машины, и кто такие Пифагор, Архимед и Ньютон ("английский математик и физик, создатель классической механики", I-1,535), что верста - русская мера длины, и сколько в ней саженей, а в другой книге - что такое сажень, но почему-то не сказано, что такое длина. Кажется, потому, что тут авторы комментариев запутались бы. Е.Яблоков (I-2,366) иронизирует над Платоновым, который "предложил логическое решение одной из теорем Кантора", что якобы "число точек внутри куба, квадрата и т.д. такое же, как и количество точек, расположенных на одной только его стороне", и поэтому сама статья Платонова не приводится. Тем не менее количество точек в отрезках 1 см и 2 см одинаково, отсюда, в частности, и дополнительные проблемы с толкованием законов сохранения, о которых говорит Платонов. Однако не приводятся и статьи, комментарии к которым они, казалось бы, написать в состоянии. Статья "Вечер Кольцова в Коммунистическом университете", из-за фразы "ведь русский народ - самый незлобивый в мире" (славянофильский душок плюс противоречит концепции). "Литература больна смертью..." приведена в извлечении. Попытки преодолеть личные оценки не удались уже в самом отборе.
      Концепция научного издания строго следует традиции: юношеские тексты Платонова (как и положено быть юношеским текстам) - запутанного содержания; не мировоззренческие, а - "хранилище непостижимой художественной фантазии"; так как у Платонова "не все ровно выдержано", рассказы даются не в хронологическом порядке, а разбиты на группы: более выдержанные и менее. Лицемерно ссылаясь на решения Платонова. Принятые под давлением многократно меняющихся "указаний" Г.Литвина-Молотова, "друга и наставника", который хранил книжки с трогательными надписями Платонова, но знал, что автор не может быть умнее его, главного редактора, и что любые тексты должны соответствовать основным положениям марксизма, автор же может разрабатывать только частные положения, а не заниматься "никчемным мудрствованием" (I-2,354) о "будущем Октябре", и учил Платонова "подлинному коммунизму" (там же). Платонов - Литвину: "стричь...мысли в духе марксизма...это значит оскорблять пролетариат...и общественно проявлять свое паскудство" (I-2,129). И в дальнейшем официальные революционеры (Л.Авербах, А.Гурвич) искренне любили Платонова и помогали ему советами, "почему я еще цел и не уничтожен" - удивлялся Платонов (I-1,167) еще в декабре 1920 (!) года, в тексте, помещенном сейчас в разделе менее выдержанных произведений.
      И конечно, авторы комментариев не видят никаких связей текстов Платонова с текстами Гагарина (не говоря уже о Чаадаеве). Рецензент тома В.Васильев и раньше писал (1982), что в ранних текстах Платонова таких следов нет; но другой рецензент - С.Семенова - как она могла не увидеть следов в

                                         Живут в нас все - погибшие от смерти,
                                         Кто ночью падал в городах,
                                         Замолкшие в могилах дети...(Вор.ком., 15.1.21, I-1,397)?

Или гагаринского текста о регуляции в платоновской "Электрификации" (1920) во многих местах? И не указать на них составителям комментариев М.Гах и Е.Антоновой?
      Ответ прост. В отличие от самого Платонова, у авторов научного издания, кроме текста есть подтекст: все они абсолютно убеждены, что китайцы в самое ближайшее время примут православие, как не принять? Литвин пытался всучить Платонову Маркса, они - русских религиозных философов, Розанова (провокация В.Шкловского) и т.д. Корниенко, ссылаясь (I-2,402) на записные книжки Платонова (но не приводя оттуда ни одного текста), намекает на их созвучность - в целом и даже в частностях - их идеям. Религиозным философам посвящена масса страниц комментариев к платоновским текстам и ни одной строчки - Гагарину. Портит картину. Не способствует правильному пониманию. Тот считал, что философ отнюдь не высшая ступень, не идеал человечества, а его одностороннее, уродливое развитие, они и обиделись (а федороведы издали Записку Гагарина под названием "Философия общего дела"). И Платонов так считал: "автор - дохлый человек и совершенно непросвещенный" (Вор.ком., 9.8.22, I-2,228), пишет он об их любимом философе Л.Карсавине, "его книга...христиански убога". "Ваше обожествление природы (пантеизм) тоже не решает религиозного вопроса, т.к. люди признали ненужность его для жизни" (I-1,461): здесь как отрицание пантеизма (потому что природа - и враг и друг одновременно), так и ненужность самого религиозного вопроса (претенциозное "если бога нет, то все позволено" уже после Чехова стало восприниматься как пошлость; почему текст из евангелия, а не из корана, спрашивал он Толстого). Гагарин (следуя Чаадаеву) утверждал, что католицизм - религия ужаса и порождение терроризма ("Католицизм есть религия ужаса, а управление ею - терроризм", Записка, ч.III), а марксизм определял как раздел иудаизма, большинство религиозных философов защищали каноническое христианство (в котором заповеди Моисея согласуются с заповедями Христа и потому возможны Гитлер, который, в соответствии с заповедями Моисея, истреблял неправильные народы, Гулаг, Хиросима, бомбардировки Югославии, Ирака, Ливии - по той же причине, хотя слова говорятся другие, нужные), все они имели одни корни. Марксисты и религиозные философы практически не отличаются друг от друга, ведь замена бога на закон, независимый от нашего сознания, все оставляет на своих местах и нужно делать, что велят. Саваофа переименовали в Маркса, иудаистов в атеисты, священный синод в политбюро; разрушение церквей было разборками между своими, русская церковь отходила от канонического христианства и была наказана, сейчас она вернулась к заповедям Моисея и отстраивается. Если же говорить о толстовском христианстве (в котором Христос отменил заповеди Моисея), то оно уже до Христа, пишет Платонов, существовало в буддизме (Вор.ком., 20.10.20, I-2,96); и было не делом, а сомнением, бездействием, надеждой; даже не вера, а путь; путь к личному "спасению". В рассказе "Тютень, Витютень и Протегален", из раздела менее выдержанных произведений, Тютня (бороду Маркса Платонов заменил серьгой и обмотал шею полотенцем Троцкого), Витютня (Толстого - любителя птиц) и Протегальня (Горького-богоискателя) заливает в овраге, в пещере, водой. Они не решат "религиозного вопроса". Надо договариваться с природой.

      Разработчики мировоззрений - люди зловредные; не делают, что велят; но тут вступает наука, дает нужное описание в краткой сводке, и из него следует их ошибочность.



2

Ю В Е Н И Л Ь Н О Е    М О Р Е

Место действия: арало-каспийская степь1, "несколько черных земляночных жилищ, беззащитно располо­женных в пустом месте", главные герои - строители коммунизма, повесть посвящена памяти сестры Нади ("общественность, школа, советская власть были для нее все счастье", зап.книжка Платонова), ее имя носит секретарь гуртовой партячейки, впоследсвии директор совхоза.
      У героев коммунистическое мировоззрение: "Пропасть между человеком и любым другим сущест­вом должна быть перейдена"2, директор поправляет зоотехника: "Будет еще лучше...Между живой и мертвой природой будет проложен вечный мост". Так - "надлежащим образом" - Платонов завершает споры Толстого и Гагарина: основная цель, определяющая и одухотворяющая судьбу человека, - налаживание взаимоотношения с природой, отношения же между людьми должны выстраиваться в соответствии с целью3. Если раньше существо жизни волновалось в музыке4, то теперь музыка исполнялась "не только в искусстве, но даже на этом гурте - трудом бедняков, собранных изо всех безнадежных пространств земли"
      Возникающие проблемы понятны и сформулированы также лаконично: когда всем стало ясно, что только железо и огонь добудут здесь воду, и главный инженер совхоза Вермо предложил бурить землю вольтовой дугой, чтобы достать из-под земли материнские воды, лежащие в темноте земли и зажатые в кристаллическом гробу, "начать эту работу она стеснялась, потому что не понимала еще внутреннего устройства земного шара и не видела ни разу вольтовой дуги"5, и когда Вермо глядел на конкретный облик "ныне живущих людей, вырывающихся6 из мертвого мучения долготы истории, то у него страдало сердце и он готов был считать злобу и все ущербы существующих людей самым счастливым состоянием жизни"
      Счастливое состояние также представлено - Умрищевым, Божевым и рядом других персонажей. "Когда начал говорить Божев - задушевно, с открытым и правдивым лицом...Вермо заслушался одних звуков его голоса и был доволен, но потом, когда почувствовал весь смысл хитрости Божева, то отвернулся и заплакал". Умрищев пережил всех и улыбался нам с экрана телевизора своим чистым и честным лицом писателя Солженицына, говорил с нами на историческую, мировоззренческую и литературоведческую тему.
      И тем не менее историю мы знаем не по Марксу и Ленину7, не по школьным учебникам, а по Толстому и Платонову, историю СССР - в первую очередь, по "Ювенильному морю" 8


      1 "Гурт "Родительские дворики" находился в русле древней речки, высохшей лет тысячу назад...ровно и спокойно лежала земля на десятки видимых верст, как уснувшая навеки, беззащитная и открытая зимнему холоду и всем безлюдным ветрам; лишь по одному месту та земля имела впалое положение, и там было слабое затишье от вихрей непогоды - это был след, прорытый древней и бедной рекой, теперь задутой суховеями, погребенной наносами до последнего ослабевшего источника, умолкшей навсегда"
      2 "Он надеялся, что эволюция животного мира, остановившаяся в прежних временах, при социализме возобновится вновь и все бедные, обросшие шерстью существа, живущие ныне в мутном разуме, достигнут судьбы сознательной жизни", а пока "он приобретал шерстяной материал и сам шил чулки на зиму для кроликов, угощал быков солеными пышками"
      3 Толстой строит отношения в соответсвии с заповедями и безотносительно к цели, о которой он ничего не знает, у Гагарина природа лишь хаос
      4 "оттого что оно еще не достигло своей цели в действительности, и Вермо, сознавая, что это тайное напряженное существо и есть большевизм, шел сейчас счастливым", - играя на похоронах по слуху на хроматической гармонии "Апассионату" Бетховена; Николай Эдвардович Вермо - командированный в совхоз инженер-электрик сильных токов, его имя и отчество должны напоминать нам о Гагарине и Циолковском, фамилия же, вероятно, образована от английского vermilion (ярко-красный) или vermin (сброд), "он уже имел, как миллионы прочих, предчувствие всеобщего будущего, предчувствие, наполнявшее его сердце избыточной силой, - он мог чувствовать даже мертвое", "не было того естественного предмета или даже свойства, судьбу которого Вермо уже не продумывал бы навеки вперед"
      5 она "молча думала о новом техническом большевизме, которому уже не соответствует ее ум" и решила поступить в институт заочно, чтобы самой стать инженером и проверить проект Вермо (как будто это может помочь! - но именно так ведет себя "человек масс, приведенный в героизм историческим бедствием": она "творит сооружение социализма в скудной стране, беря первичное существо для него из своего тела" - так, собственно, и написано "Ювенильное море")
      6 в том же году снят за два месяца Луисом Бунюэлем фильм "Земля без хлеба", все то же самое, но - смирившихся; голодным детям внушают алгебру, а лучший ученик может написать буквами на доске главную заповедь: "уважайте чужую собственность"
      7 Платонов хвалит "Вопросы ленинизма": прозрачная книга, стиль "составлен из одного мощного чувства целесообразности, без всяких примесей смешных украшений"; но Гагарин говорит: целесообразности недостаточно, как бы ни ясен казался горизонт; за целесообразностью может скрываться разное, - мировоззрение героев "Ювенильного моря" отлично от мировоззрения автора "Вопросов ленинизма", и от самого ленинизма
      8 еще и потому, что теперь герои Шекспира, Гоголя и Достоевского кажутся нам худосочными (вспоминают, говаривал: а что такое Пушкин и Гоголь, разве это предел), даже Толстой и Вирджиния Вулф не выдерживают сравнения, а Бунин, Булгаков и Солженицын кажутся неприличными во всех отношениях; сложность и глубина "простого" человека, "как существа с мускулистым мозгом и полнокровным сердцем" до Платонова в литературе не существовали, но предсказывались Толстым в его знаменитом трактате об искусстве


3

О пьесах Платонова *


 Д У Р А К И  Н А  П Е Р И Ф Е Р И И

В основании пьесы лежит известное "Если бы и женщина сделалась участницею жизни юридико-экономической, тогда можно было бы сказать, что конец близок" (Н.П.Гагарин, "Записка", раздел "В чем наша задача?"). Как сказал бы Гагарин, Платоновым дана художественная форма той самой общественной деятельности, которая описана им1, Гагариным, "нехудожественно". И которую Гагарин иронически называет "узким пониманием общества", у Платонова - "узкая комиссия охматмлада", или "комиссия охматмлада в своем узком составе: председателя, члена и секретаря", главные герои пьесы ("мы нравственно стоим на деле и умрем на посту")
      При исполнении пьесы актерам следует знать (никакой режиссер им этого не скажет!), что у Платонова иные представления о правовом обществе, чем, скажем, у российских президентов: еще предшественники Платонова наблюдали, как любители конституции2, права, свободы3 и демократии защищали рабство в Америке; в том же разделе "Записки" ("В чем наша задача?") у Гагарина: когда общество проникается юридическим отношениями, люди перестают быть людьми4 (у Платонова: "никто ни с кем не живет", и потому у детей нет будущего, он предчувствует гибель своего сына). Если этого не знать, актриса, играющая главную героиню ("я бы ваших рьяных5 сразу всех в православную веру поставила бы...и любовников выбрала бы по своему усмотрению, которые нравятся"), может ошибиться в интонациях6.
      Дураков в пьесе нет. Административный муж учит свою жену, что солнце "нагревает землю, произ­водит теплоту, и про то произрастают всякие растения, даже ненужные", вроде некоторых супругов, а та ему: "что же, по-твоему, и дети от одной голой теплоты рождаются". Она полагает, что хотя физика и фундаментальная наука, но одной голой физики недостаточно, дураки - на периферии, это даже не Старший рационализатор - тот, который может отменить решение любого суда ("непременно приступить к выполнению моих повелений, не откладывая на минуту"). Уже написан "Чевенгур", мы слышим ("по трубе из Москвы") звуки продолжающейся охоты7, и жена секретаря комиссии успокаивает: мужики велели сказать, что - ничего, мол, чтоб прибегали в деревню, примут, утаят ("только ты бороду тогда загодя отпусти, а то...")


     1 "Против выраженного здесь узкого понимания общества, состоящего будто бы из недорослей, нуждающихся в постоянном надзоре и, следовательно, в дядьках, которые наказывали бы их за шалости и разбирали их дрязги, могут возразить, что в обществе есть и другие дела: есть промышленность, которая производит не одно необходимое...т.е. производят те самые безделушки, которые порождают дрязги в обществе. Есть в обществе цивилизованном науки и между прочим наука, изучающая общество, т.е. это знание или теория дрязг, как одной из функций этого общества, ибо оказывается (чем особенно восхищаются в наше время), что и эти дрязги совершаются правильно, сделались, следовательно, недугом уже хроническим...Есть искусство, дающее художественную форму той самой общественной деятельности, которая здесь описана нехудожественно" ("Записка", ч.II)
     2 Гагарин: конституция - "один из неистинных способов знания", "способ - худший самой гласности, которая также ни в каком случае не может быть истиною, и будучи ничтожна, как сплетня, становится страшною, когда достигает громадных размеров" (сейчас это самый дешевый способ организации революций с помощью Интернета)
     3 Платонов: "мыслят "свободно" тогда, когда ничего, никакой цели не остается"
     4 Мы с интересом следим за графеном, - говорит лауреатам нобелевской премии Гейму и Новоселову представитель крупной компании, - у него может быть будущее, но вам не следует патентовать свое изобретение, потому что когда мы сочтем, что он действительно так хорош, как кажется, то усадим за дело сотню юристов, которые будут писать по сотне патентных заявок в день, и вы потратите остаток своей жизни и весь ВВП своей страны, чтобы с нами судиться
     5 коммунистов
     6 Платонов - "своенравной" жене ("сподвижнице"): "Ты для меня прекрасна...Невольно всюду я запечатлеваю тебя и себя, внося лишь детали" (30.01.1927), "Но не нарочно это делается, а само собой так получается" (3.07.1927)
     7 chevy - крик охотника при парфорсной охоте на лисиц



 Ш А Р М А Н К А

В своем восьмом письме Чаадаев пишет нам, что проповедь, переданная в Писании, была обращена к присутствовавшим и при записи текстов пропали интонации, и понадобились толкования, они принимали местную и современную окраску, слова лишились силы и авторитета, под бессмертием стали вообра­жать жизнь после смерти. Письма такого рода идут с задержкой1 и Платонов в "Шарманке" вновь возвращает нас к этой проблеме: главный герой общается с населением и подведомственными подраз­делениями с помощью рупора-трубы2 и слова, сказанные в трубу, воспринимаются слушателями - "с иным выражением и даже с иным смыслом"3
      Коллизии в пьесе фантомны. Якобы противоборствующие стороны опутаны веками нагромож­денными - и всеми силами изобретательности ума поддерживаемыми4 - постройками лжи по каждому из существенных вопросов жизни5, но чувство запутанности в этих сетях - реальное, и выглядит как противоборство; за прошедшие сто лет со времени написания чаадаевского письма положение измени­лось и теперь уже сами начальные интонации неопределенны: "все мне охота наслаждение какое-то иметь", говорит главный герой, но он не знает - какое; изменились соответственно и выражения лиц, они стали почти бессмысленными ("ушли от родины в безвестную свободу")
      Ремарки автора: "дорога в даль страны; попутные деревья, которые шевелит редкий ветер", "далекие флаги трепещут", "группа стоит среди пустого светлого мира", "всматривается в простран­ство", "трогает руками тех людей и предметы, с которыми вступает в отношения", "человек с лицом странника", "учреждение - среднее между баней, пивной и бараком", "долгота и скука многократно отраженных звуков", "бушующее в делопроизводстве учреждение", "чугунным голосом", "учреждение безмолвно плачет", "разламывает дверной вход и пролезает в учреждение", "учреждение, не поднимаясь с мест, сидя, движется туловищами в такт танцу", "гул превращается в голоса тысяч птиц; слышно, как птичьи лапки касаются железной крыши учреждения: птицы садятся, перекликаясь между собой", "птицы жалобно кричат вне учреждения: их там бьют и морят чем попало", "тихий удар пушки...стена учреждения медленно валится, ветер врывается в учреждение, тысячи птиц взлетают с взлетают с крыши учреждения", "аплодисменты всех; общее "ура"; люди прекращают аплодисменты, опускают руки, но аплодисменты не прекращаются, а усиливаются, превращаются в овацию; повторяется, еще более громогласно, крик "ура", металлического тона; все гости испуганы", "Щоев и Евсей6 сидят на трибуне; Евсей вынимает из ящика отдельную пищу...и ест ее со Щоевым на трибуне", "садится к роялю и начинает играть медленный пессимистический фокстрот", "Кузьма за окном плачет: по желез­ному лицу сочится какая-то влага", "собрание постепенно укладывается спать - на пол и на канцеляр­ский инвентарь", "стук топоров...отваливается еще часть стены; собрание ложится вновь", "слышится издали шарманка...музыка торжественна и трогает скучное чувство человека", "собрание безмолвно лежит лицом вниз". Пьеса написана в 1930 г.


     1 в данном случае - на сто лет; считается, что за это время удалось настолько дискредитировать Чаадаева, что его письма уже не опасны
     2 сейчас это называется on-line конференцией
     3 "Необъятная власть генсека" ограничивается пределами Кремля. За кремлевскими стенами его распоряжения входят в жизнь только в том случае, если они не противоречат интересам непосредственных исполнителей" (Андрей Платонов: Воспоминания современников: Материалы к биографии. М. 1994, с.71)
     4 основная задача гуманитарных наук
     5 все они названы и по каждому из них идет пря
     6 руководящий тандем



 В Ы С О К О Е    Н А П Р Я Ж Е Н И Е

Горький пишет Платонову: "судить о достоинствах вашей пьесы мешает мне плохое знание среды и отношений, изображенных вами"
      Сложность и глубина "простого" человека, "как существа с мускулистым мозгом и полнокровным сердцем" до Платонова (пример такого человека - сам Платонов) - в литературе не существовали (не были известны), но предсказывались Толстым в его знаменитом трактате об искусстве (там же: "искусство будущего не будет продолжением теперешнего искусства, а возникнет на совершенно других, новых основах"). Если для Толстого "поступать с другими так, как мы желаем, чтоб поступали с нами" - заповедь, для Платонова - "только мысль, искусственное напряжение"1, и мысль сомнительная - ведь в том, что мы желаем для других, пишет нам Чаадаев в своем втором письме, видимо, не дошедшем до Толстого, мы всегда учитываем собственное благо.
      Единственным достоверным источником при постановках пьес Платонова являются его тексты, его высказывания, его критические статьи (см. п.3 наст.раздела сайта). У предшественников образ "простолюдина" и "господина" построен по одному и тому же принципу, и поэтому литературная критика (в частности, платоноведение) знает только "господина". Ее инструментарий, основанный на аристотеле­вой логике2, неприменим к платоновским текстам.
      У простолюдина опытное знание голода и холода и выработанные этим знанием скрытые "секретные" средства спасения жизни и питания собственной души, его жизнь - сплошное переживание (не представление!), его "мысли сильны и страстны как половая любовь, а не спорт мозговых извилин", его жизнь "полна мучительных интеллектуальных исканий выхода, ошибок, тревог, любви и высокой конкретной философии"
      Анализируя разногласия Толстого и Гагарина, Платонов приходит к выводу, что никакими общест­венными перестройками судьбу человека улучшить нельзя, и никакая заповедь ничего не значит, если она не согласована с природой (Гагарин: то, что до сих пор придумано людьми для обеспечения своего существования - семья, государство - является различными формами взаимного страхования, но так как природа не принимала при этом никакого обязательства, такое страхование нельзя считать действительным), и потому спасение не внутри ("ничего нет гаже понятия духовности"!), а вне нас: налаживание языка с природой и есть основное требование к общественному устройству. Человек не мера всех вещей, а - так себе, ни плох, ни хорош, возможность природы; действительность приобретает новые, незнакомые черты, грудь человека взволнована чувством, которое Пушкину и Толстому (и Горькому) было неизвестно, машины воодушевлены наравне с другими действующими и живыми предметами.
      В пьесах Платонова нет отрицательных песонажей, еще у Чехова они были (доктор Львов в "Иванове"), человек - раб природы (у Платонова и "господин" "простолюдин"), катастрофична жизнь каждого персонажа3. Они доброжелательны друг к другу, они - товарищи, а если кто-нибудь подлец, подлость входит в состав дружбы; похожесть сюжетов на общепринятые, их связь со злобой дня носит иронический характер, влияние "дальних" связей не менее важно, чем "ближних": если при каждом своем действии герой не ощущает связи с прошедшими и будущими веками4, он рассматривает свое действие как отвлеченное, он устал от исторической необходимости, но рад ей, "даже вперед необходимости рад"
      Такой сложности мировая драматургия не знает, и передача пьесы в театры напоминала лишь о его присутствии, уже написаны "Чевенгур" и "Котлован", все удалось успеть, и этого напоминания уже было достаточно.


     1 Так один из героев пьесы определяет коммунизм. На что ему возражают: "Ты не знаешь силы нашей державы, она упасть никогда не может". Это говорит персонаж, который уже написал в местную газету текст объявления о своей своевременной кончине. История имеет естественное продолжение: Борис Матвеевич Чубайс защищает диссертацию о полной и окончательной победе социализма в СССР, и его сынок, развивая "положения марксистско-ленинской экономической теории", вводит показатель "Формы морального поощрения исполнителей", показатель определяется "по формуле Мфакт/Мобщ, где Мфакт - фактическое количество применяемых форм морального поощрения из следующего перечня: занесение в Книгу Почета; награждение Почетной грамотой; награждение значком "Победитель соцсоревнования"; занесение на доску Почета; Мобщ - общее количество применяемых форм морального поощрения (Мобщ=4)" (с.74 диссертации). Моральная Формула производит переворот в науке управления, и его назначают главой РАО ЕЭС
     2 Юрий Любимов, известный режиссер, основатель театра на Таганке, говорит: когда в России начнут понимать, что есть руководители, а есть исполнители - тогда будет толк, пока же у нас даже актеры не понимают, что их профессия - исполнительская. Это аристотелева логика, о которой еще Чаадаев писал нам: на протяжении веков она сковывала все силы добра среди людей. Приучая к плохому искусству (возбуждению вражды), или просто подделкам, говорит Толстой. В таком театре невозможен не только Платонов, но и Чехов; обыкновенная история, - всю жизнь заниматься искусством и ничего не понимать в искусстве.
     3 "Сережа, ты обманут. Ты видишь, они не могут сами тосковать по тебе и заставили музыку...Сережа, ты скоро уйдешь в материк, в тесную землю, опять в тюрьму. Зато у нас с тобой останется одна свобода - свобода быть забытыми"
     4 "Молодец, Семен - ты лучше живого теперь: лежи вечно!..Вот дай управиться - природу победим, тогда и тебя подымем...Эх, горе нам с героями!"



XIV   К Р А С Н Ы Х    И З Б У Ш Е К

Чехов изменил театр, и теперь актеру кроме роли нужно знать и пьесу. Южин, директор Малого театра, говорит: я готов дать столько времени, сколько нужно, но режиссер не видит в пьесе ничего, что требовало бы для ее постановки более трех недель. Чехов жалуется: Станиславский и Немирович ставят мои пьесы, не читая их. Станиславский, следуя Толстому, анализирует механизмы согласования своих действий с другими и научается читать пьесы. Платонов обычно пишет пьесу три недели, но их постановка вновь требует изменений в искусстве театра (в искусстве актера).
      При чтении "Шарманки", "Высокого напряжения" или "XIV красных избушек" постоянно возникает ощущение, что этого сыграть нельзя, и если в первых двух можно оправдаться чисто постановочными сложностями, то в Избушках их нет, и потому ощущение еще более яркое, и очевидное. И невозможна никакая "концепция", она всегда у Платонова в процессе разработки, и, кажется, можно только принять участие; нужно соответствовать, только и всего1.
      Все началось2 с открытия школы-студии МХАТ, уже из названия которой следовало, что имя Станиславского там нежелательно. Точкой невозврата стала постановка театром "Современник" "Вечно живых", написанных Розовым в осуждение и исправление клеветнического рассказа Платонова "Возвра­щение"; в журнале "Театр" Розов писал: "Жизнь продолжает идти вперед. А искусство стоит. Оно стоит на той точке, на которой покинул его Станиславский. Только теперь уже оно сильно отстало от ушедшей вперед жизни"3. Ушедший вместе с ним вперед Товстоногов пытается защитить Станис­лавского: ведь Станиславский "естественно, не знал, как и насколько изменится духовный облик советского человека, его эстетическое чувство". Меняются выражения лиц актеров, поначалу они кажутся одухотворенными, потом - интеллигентными4, сегодня - пустыми, у молодых5 - сплошь лицо счастливого корнеплода6, и часть труппы МХАТа, руководимая уже Ефремовым, переименовывается по предложе­нию Розова в МХАТ им.Чехова7 - чтобы помнили! - потому что у Ефремова Чехова уже играют как Лейкина.
      В Избушках ребенок правит деревенским царством, и все думают около нее. Ее зовут Суенита, что означает, по-видимому, "щелкающая гнид" (sue - преследовать судебным порядком, nit - гнида), хотя и юридико-экономическая жизнь в пастушьем колхозе не обязательно убийство ("А Федьку Ашуркова я велела ГПУ простить"). Одного из персонажей, приятеля Карла Маркса, зовут Хоз (horse - включение пустой породы в руде, Суенита говорит ему: "Ты пустяк!"), другого - Интергом, "вернувшаяся в землю" (inter - предавать земле, хоронить, home - возвращаться домой). Хоз совершает ритуальное убийство: помня о Боге, он убивает Интергом как марксистку и как "члена Всесоюзного Союза Совет­ских Писателей" (Интергом: "Так интересно жить и умереть за всех трудящихся!")
      Платонов не знал, как пишутся пьесы, его герои жили самостоятельной жизнью и каждый из них был Платонов, все роли были главные8. Из материалов к пьесе: "Чем живет человек: он что-нибудь думает, т.е. имеет тайную идею, иногда несогласную ни с чем официальным"; в пьесе, Ксения: "Москва прокля­тая! Я все бельма выцарапаю тебе за судьбу нашу такую!" Пьеса написана в память о брате, в память о его терпении, мужестве, надежде; и через десять лет, в записной книжке: "если бы мой брат Митя..."


     1 Станиславский, пытаясь соответствовать Толстому и Чехову, изменил мировой театр
     2 до этого потребовалось отлучение Толстого от церкви, статья Ленина о Толстом, усилия тысяч "ученых" и "литературове­дов" (Толстой не делал того, что велят, и имел другую веру в то, как должны жить люди), чтобы тексты Толстого стали ненужными для интеллигентного читателя, и тогда их можно напечатать в полном собрании сочинений (сейчас мы выпускаем академическое собрание сочинений Льва Николаевича, тиражом в тысячу экземпляров, первые два тома изданы на средства японского Общества любителей Толстого)
     3 МХАТ только что вернулся из Лондона (1958 год), где дал 36 спектаклей, и "Таймс" писала: "искусство чрезвычайного, неслыхан­ного совершенства", Чаплин сказал: словами "восторг" моего впечатления не выразить, как это у вас у всех получается - зрители без слов понимают, откуда вышел актер, что он там делал, куда уходит; всю жизнь пытался понять, как этого достичь, и мне это не удалось; Лоуренс Оливье плачет, целует Орлову - Войницкому руку, говорит: ничего подобного я и представить не мог
     4 "ну пожалейте этих, без мозжечка"
     5 и у их учителей, отцов-основателей
     6 и теперь актриса, играющая в платоновском спектакле, может сказать: ходячее "эго" я играю, мы хотели сделать спектакль о природе гипертрофированного "я", сметающего всех
     7 Розов: а Горького пусть заберет себе Доронина!
     8 МХАТ уже был близок к такому театру; те, кто видел Владимира Александровича Попова в ролях доктора Герценштубе в "Братьях Карамазовых", или сторожа земской управы в "Трех сестрах", или Прохожего в "Вишневом саду" - знают это; или Лидию Михайловну Кореневу в "Плодах просвещения", Веру Николаевну Попову в роли вдовы в "Дяде Ване", Анастасию Платоновну Зуеву - Матрену, в "Воскресении", список большой; в момент написания Избушек Попов играл в МХАТ-2, куда, собственно, Горький и рекомендовал Платонову обратиться; уже после смерти Платонова Попов играл бессловесную роль в пьесе Погодина о Цветах живых, того самого Погодина, чью Пьесу о топоре ставил с безошибочной четкостью герой Избушек колхозник Антон Концов, роль Попова оказалась опять главной, у него была загримирована половина лица (вторую зритель не видел), и было ясно, что он мог бы даже сыграть "медленно поднимается из вороха вещества" в "Высоком напряжении"



Г О Л О С    О Т Ц А

Пьеса написана в конце 1937 г., в ней постоянная беседа Платонова с Гагариным изображена как диалог отца и сына на могиле отца: главный персонаж, Яков, говорит за Платонова и Гагарина, спраши­вает (- Я часто забываю тебя и мое сердце бывает пустым, - где ты тогда живешь?) и отвечает сам себе1 (- Я живу тогда в забвении и ожидаю твоего воспоминания обо мне2 )
      Толстой представлен Платоновым как предшественник3 ("отец") Гагарина. Толстой "велел быть только добрым и терпеливым". Этого недостаточно. Гагарин велел быть "знающим и смелым"
      "Голос отца...Высший прекрасный человек - вот в чем тайна, которую мы не смогли открыть, - и поэтому мы умерли в тоске" - мировоззрения Чаадаева, Толстого, Гагарина и самого Платонова хранят­ся от населения в неопубликованных или никогда не цитируемых текстах, для этого существуют специ­альные служащие и делают это они "ради культуры"4. Сын собирается следовать Марксу, Ленину и Сталину, на что, после краткого молчания, отец говорит ему: "Ты должен быть МОИМ идеалом". Платонов клянется.


      1 играть на сцене отца и сына двум актерам не следует, поясняет Платонов, потому что это "придаст сцене мистический оттенок, тогда как эта сцена должна быть совершенно реалистической. Впрочем, может быть, "Голос отца" как раз следует играть другому актеру"
      2 и далее: если вы нам измените, тогда сравняйте наши могилы (что и было сделано: в год столетия Гагарина, поверх могилы разбит "парк культуры, искусств и отдыха, где бы люди, отдыхая, приобретали себе неутомимость")
      3 в этом есть определенная логика: Чаадаев немного старше Пушкина, но он прошел путь от Бородино до Парижа; Толстой защищал Севастополь, и к моменту знакомства с Гагариным уже написал главный труд своей жизни, сделавший его первым в истории России - с мировой славой мыслителя; это были уже разные поколения; Библия - книга хотя и священная, пишет Гагарин в IV части своей "Записки", но все-таки книга, она не уничтожает разделения, не дает возможности понимания друг друга, - явное влияние Толстого; или (там же, о православной церкви) "в настоящее время уже не скрывают, что храм и служба имеют главною целью приобретение денег", или (о своем учении): "наше учение соединяет в себе веру с безусловным неверием" (1899), - эти тексты Гагарина федороведы никогда не цитируют; суть претензий Гагарина к Толстому - в "недостаточности" толстовского учения, и только; налицо и обратное влияние: Толстой в письме к американцу Э.Кросби (1896) пишет, что вопрос "совсем не в том, может ли непротив­ление стать общим законом для человечества, а в том, что должен делать каждый отдельный человек"
      4 слова Служащего, в пьесе еще два персонажа - Служащий и Милиционер



И З Б У Ш К А    В О З Л Е   Ф Р О Н Т А

Написана в 1942 г. и не нуждается1 (как и военные рассказы, см. п.4 наст. раздела) в толкованиях; пос­тановочно проста, проблема2 только в актерах: "она метет веником посреди избы, метет по одному месту, метет и метет в тихом самозабвении, не замечая, что делает" - сыграть, не сберегая своих сил в обобщении.


     1 правда, розовы и битовы подумают, что это лубок, и поэтому нужно помнить, что кроме текста пьес Платонова другими возмож­ными источниками являются высказывания самого Платонова и его критические статьи (см. п.3 наст. раздела), не едим же мы черных лепешек от вокзальных баб
     2 как и в предыдущих Избушках



В О Л Ш Е Б Н О Е   С У Щ Е С Т В О


О женщинах, шесть женских персонажей, каждый написан как главный

      Ростопчук. Смысла жизни искал, нашел его и забыл

     Любовь. Вы живете без всякого аромата, без душевных иллюзий

      Череватов (генерал-дейтенант медицинской службы). Ведь я несомненно умнее каждого из действующих лиц, а все вместе, когда они один вокруг другого суетятся, то они гораздо разумнее меня и даже возвышенней!..Как мне суметь еще хоть раз посмотреть на этот быстро проходящий спектакль...Как не хочется уходить с этой сцены



У Ч Е Н И К    Л И Ц Е Я


Людская в доме сестры Пушкина...Из господских горниц явственно доносится музыка - вальс, прос­тая мелодия восемнадцатого века. Даша снимает валенки, остается босая и оттопывает такт вальса большими ногами, вольно размахивая руками.
      Маша. И я хочу! И я хочу так топать и руками махать!
      Арина Родионовна. А чего же! Встань да спляши!
      Маша. А я боюсь! Мне стыдно, бабушка!
      Арина Родионовна. Кого тебе стыдно-то? Господ тут нету. Я тут с тобою. Не бойся никого, чего ты...
      Маша. А я ведь дурочка!..Люди, бабушка говорят. Они знают.
      Арина Родионовна. Люди говорят...А чего они знают? Они сами по слуху да по испугу живут.


      На лицейском экзамене, где Пушкин читает свои "Воспоминания в Царском Селе", мы видим Е.А.Энгельгардта, Екатерину Андреевну Карамзину, Чаадаева, датского посла, Арину Родионовну, Машу, Дашу и сторожа Фому1, и хотя ни один из перечисленных персонажей на том экзамене не присутствовал, тем не менее пьеса Платонова более исторична, чем, скажем, "Царь Федор Иоаннович", которым открывался Художественный театр; Чаадаев говорит, что он, как был, так и останется солдатом2, и он знает, что ему делать. Ремарка автора "Гости Чаадаева усаживаются к столу, но тут же встают, ходят, опять садятся...Внешне нет никакого порядка, но за этим беспорядком идет действительный порядок свободных чувств и слов этой дружественной компании" напоминает нам о героях "Счастливой Москвы" 3


     1 в предыдущей сцене, в Демутовом трактире, Чаадаев поит Фому вином
     2 пьеса написана в 1948 г., шла борьба с космополитизмом, и главным космополитом, по мнению академика Дружинина, опуб­ликованному журналом "Коммунист" в 1949 г., был Чаадаев
     3 "красивых от природы или воодушевления": "их внутренние живые средства, возбужденные друг другом, умножились, и среди них родился общий гений жизненной исренности..."



 Н О Е В    К О В Ч Е Г

Об открытии1 останков ковчега нашего праотца Ноя, некогда спасшего человечество от Всемирного потопа, и созванном, по инициативе руководителя американской палеонтологической экспедиции2, все­мирном культурно-религиозном чрезвычайном конгрессе, где лидеры современной цивилизации должны решить "судьбу нашего мира"3
      В конгрессе участвуют брат Господень, Божий племянник, представители церквей, могучие старики и старухи, специалисты и универсальные мудрецы. Они выступают с ящика-трибуны, гуляют вокруг останков4, вкушают сласти и легкую пищу, дышат горним воздухом. Выступление на конгрессе япон­ского православного священника: "Я верю в бога как русский человек. Русский человек...говорит: не надо ему тела, пусть умрет на войне, а надо ему один дух божий, больше ему ничего не надо!"5
      Пьеса написана как гимн науке: в четвертом действии вновь появляются американцы, свалившиеся в пропасть в конце третьего действия - благодаря Эйнштейну, заранее доказавшему такую возмож­ность6.



      1 "новое торжество американского гения, великое деяние самого мирного, самого боголюбивого народа на земле"
      2 профессора, олицетворяющего собой "радость, удовольствие, всю светлую, легкую сущность жизни"
      3 именно на конгресс (или конференцию мира, или собор) возлагал все свои надежды Гагарин (Толстой все удивлялся)
      4 папский нунций Климент с Маргаритой Осской, Герцогиня Винчестерская с Чарли Чаплиным, академик Ландау с Мартой Такс, Черчилль с братом бога по матери, Агнесса Тевно с Кнутом Гамсуном, супруга Чан Кайши с миллиардером Дейпоном, Бернард Шоу с карликом-вундеркиндом Леоном Эттом, Альберт Эйнштейн с министром Шнапхау, а главный поэт двадцатого века, шестикратный лауреат высшей литературной премии Константин Симонов читает Ивонне свои стихи о желтых дождях
      5 в "Избушке возле фронта": "Один, стало быть, убитый лежит, а другой живет в избе на покое, ест щи с говядиной и поминает его!..Он весь разбитый, покалеченный лежит, и кости его в прах распадаются, для него весь свет потух - какая ему радость, что живые живут!" (внятные комментарии к спорам Толстого и Гагарина - в каждой пьесе Платонова, и здесь тоже: "богатых и бедных нет; это тайна, дуралей" - учит турка Селима демократии по Гагарину ученый археолог, - есть только смертные)
      6 именно в 1949 г. была опубликована знаменитая статья Геделя о возможности человека, благодаря гению Эйнштейна, совершить путешествие в свое прошлое и внести в свое поведение в прошлом такие изменения, которые несовместимы с его памятью о прошлом



* текст написан по просьбе Марии Андреевны Платоновой как предисловие к тому пьес Платонова, издание не осуществлено из-за смерти Марии Андреевны; здесь несколько дополнений, все - в примечаниях




4

Платонов - литературный критик

В ХХ веке в России было три литературных критика -
Цветаева, Шергин и Платонов (если Толстого и Чехова
отнести к XIX веку).  Это - много, в Англии всего один 
(Вирджиния Вулф), в Америке (США) - ни одного.        
М.Ковров    

Платонов (ЛК,6,1937: "Литературный критик", №6, 1937 г.): неужели возможна воодушевленная, пророчес­кая литература, такая, как русская, без влияния на ход истории, ведь она сама "сигнал и знамя истории", иначе - из какой же пустоты она явилась? Точность и сложность формулировки - чаадаевская, ответ здесь же (и так же, как и у Чаадаева, спрятан в интонациях, мы их не слышим), и - убийственный, ведь несколькими страницами ранее (и как бы вне всякой связи с вопросом): народ живет особой самостоятельной жизнью, обладает скрытыми "секретными" средствами для питания собственной души, в народе своя политика, своя поэзия, свое утешение и свое большое горе, все эти свойства в народе более истинные и органические, чем у "высших" классов, народ имеет действитель­ный, и притом массовый опыт взаимоотношений с природой, работы, нужды и спасения жизни от истребления "высшими" людьми (у которых этот опыт почти сведен к нулю, там не может иметь места истина жизни1, "ее там не зарабатывают, а проживают и делают бессмысленной"). А еще раньше (ЛК,1,1937 г.): в русской же "пророческой" литературе "образ "простолюдина" и "господина" построен по одному и тому же принципу". Платонов разрушает (следуя Чаадаеву2, Толстому3, Гагарину4) эту "традицию", в чем и заключается его "особость" (и "особость" его языка), но литературная критика знает только "господина", ее инструментарий, основанный на аристотелевой логике, неприменим к платоновским текстам5.

     1 И далее: а так как искусство питается "лишь из источников действительности, из практики тесного трудного ощущения мира, - в этом и есть разгадка народного происхождения истинного искусства"
     2 Чаадаев: "Никто не может сказать, при помощи каких приемов народ создал свой язык; но несомненно, что это не был ни один из тех приемов, к которым мы прибегаем при наших логических построениях...Нельзя себе представить ничего остроумнее, ничего искуснее, ничего глубже различных сочетаний, которые народ применяет на заре своей жизни для выражения тех идей, которые его занимают и которые ему нужно бросить в жизнь...А именно в глубине этих поразительных явлений заключены самые плодотворные методы человеческого ума"
     3 Л.Толстой. "Кому у кого учиться писать, крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят"
     4 Гагарин считал, что в русской литературе нет произведения о народе, русские классики - это иностранцы, пишущие о России. "Детство" Горького, рассказы Шергина, "Чевенгур" - первые тексты о русском народе, их завершает главный текст Платонова - его военные рассказы. И тем не менее, пишет Платонов (ЛК,6,1937), "мы убеждены из фактов, что в русской истории всегда была небольшая группа интеллигенции, которую народ мог бы назвать своей"
     5 "...сколько надо претворить, испытать и пережить действительности, чтобы произошла настоящая мысль и народилось точное, истинное слово". Это относится и к литературной критике. То, что известно нам как литературная критика, таковой не является, это "официанты"


*

"В статье о В.И.Ленине Горький пишет про свои настроения в 17 - 18-м годах: "Я плохо верю в разум масс вообще, в разум же крестьянской массы - в особенности". Здесь Горький ошибся в словах: сам же он ведь и был представителем того самого разума масс, в который он будто бы не верил...
      Горький - не всегда, но в некоторые годы своей жизни - верил в разум, лишь конденсированный в интеллигенции, - словно физический народный труд не требует разума...словно разум не находится как раз ближе всего к практике и будто люди, измученные угнетением, не размышляют о своей судьбе больше любого интеллигента...Но даже такого рода недоразумения Горького доказывают необыкновен­ное благородство его характера, потому что эти недоразумения происходили из доверия к образован­ному человеку, из убеждения в честности и серьезности всех сознательных людей...Такая обаятельная доверчивость души часто составляет обязательный элемент характера народного, рабочего человека, - это бывает не от неразвитости сознания, наоборот, - от силы его. Такой человек, наблюдая сотворенную до него материальную и духовную культуру, исполняется к ней наибольшим уважением, потому что он по своему трудовому опыту знает, чего это стоит, как тяжко нужно было трудиться до него целым ра­бочим поколениям. Человек же, лишь "мысленно", а не опытно представляющий себе хотя бы историю создания городов, - этого не поймет.
      И Горький, с "набожностью", рожденной именно из этической чистоты его природы, преклонился перед всей культурой и разумом человечества, не всегда отделяя из культуры и разума то, что хитроумно содержится в них ради подавления людей" (ЛК,6,1937)

*

"...уважение к книге и слову у трудящегося человека гораздо более высокое, чем у интеллигента доре­волюционного образования" (ЛК,1,1937)

*

"...сила и прелесть рассказа В.Бокова не может быть доказана цитатами из рассказа, потому что у В.Бокова свой способ изложения темы. Этот способ заключается в том, что В.Боков уже сейчас обладает столь острым литературным тактом, который не позволяет ему прибегать к украшенной или афористической фразе, имеющей самодовлеющую ценность - вне общего смысла и текста рассказа. Но этим признаком не исчерпывается все литературное своеобразие В.Бокова, поскольку его можно обнаружить в этом рассказе.
      У автора есть еще то, что можно назвать творческим отношением к русскому языку, т.е. способность преодолевать шаблон речи...
      Но главное отличие рассказа "Дорога" - в поэтическом напряжении, в кратком, почти мгновенном изображении юных, только что вступающих в жизнь и постигающих мир людей и их матери, сберегшей свою человеческую чистоту до старости лет" (ДЛ:"Детская литература",10-11,1939)

*

"Тайна" народа, бережно хранимая им, может быть даже бессознательно, от своих многочис­ленных мучителей и злодеев: "бедному человеку - крепостному рабу, городскому простолюдину, мелкому служащему чиновнику, обездоленной женщине - нельзя жить на свете: и голодно, и болез­ненно, и безнадежно, и уныло, но люди живут, обреченные не сдаются; больше того: массы людей, стушеванные фантасмагорическим, обманчивым покровом истории, то таинственное, безмолвное боль­шинство человечества, которое терпеливо и серьезно исполняет свое существование, - все эти люди, оказывается, обнаруживают способность бесконечного жизненного развития. Общест­венное угнетение и личная, часто смертоносная, судьба заставляют людей искать и находить выход из их губительного положения. Не всегда, конечно, такой выход посилен для человека, но когда он осуществляется, то это имеет принципиальное и всеобщее значение. Кто думает иначе, т.е. что драматическая ситуация жизни разрешается естественнее всего смертью, тот не имеет правильного представления о действительной возможности человеческого сердца, страсти и мысли" (ЛК,6,1937)

*

"Чичиков, "предприниматель и организатор", более хищен и жесток, чем Собакевич, Петух, Коробочка, Ноздрев и даже Плюшкин", "Гоголь написал всего лишь большое введение к пушкинской теме мертвых душ человечества, потому что центр темы заключался в выходе из положения смерти, во взыскании погибших" (там же)
      "Гоголь видел, что эпоха "приказчиков" не лучше эпохи феодалов: нужно ли тогда, чтобы двигалось вперед историческое время?..Но в таком вопросе содержится и ответ на него: необходимо, чтобы движение истрии совершалось тем более энергично, раз сменяющие один другого общественные классы не дают истинного смысла человеческой жизни" (ЛО:"Литературное обозрение",24,1937)

*

"К сожалению, одного материала, как бы он ни был значителен...еще мало. Главный "материал" всегда лежит в самом авторе, в виде его отношения к действительности" (там же)

*

"Нужно любить, когда пишешь книгу, не вообще искусство, не вообще литературу, не вообще даже человечество или лучшую идею о нем, а нужно любить в этот момент только избранную тему, точнее - только данного человека, которому посвящены все усилия писателя. Тогда, как результат этого увлече­ния, появится все: и литература, и служение лучшей идее" (ЛГ:"Литературная газета",21.7.1940)

*

"...быть поэтом в прозе для прозаика еще мало: на одной поэтической мелодии, как на одной музыкаль­ной фразе, хотя бы и очень вдохновенной, большого произведения создать нельзя; кроме описания глубоких, но статических состояний людей, нужно уметь описывать движение их судьбы и понимать людей настолько верно и настолько быть к ним расположенным, чтобы не только суметь их точно или даже прекрасно изобразить (что еще не составляет всей задачи), но и помочь им указанием, реально выполнимым, для достижения расцвета человеческой жизни (что составляет главную задачу художника). Это требует от прозы не только поэзии, но и, главным образом, как уже давно известно, мысли, действия и пророческой решимости" (ДЛ,10-11,1939)

*

"Опытность в искусстве может предупреждать ошибки и предохранять от создания шедевров... писательский опыт, не обновляемый, не питаемый жизненной судьбою, есть гибель для худож­ника" (ЛГ,21.7.1940)

*

"Образа семьянина, художественно равноценного Дон-Жуану, не существует в мировой литературе. Однако же образ семьянина более присущ и известен человечеству, чем образ Дон-Жуана. Это один из парадоксов развития художественной идеологии, который не является в данном случае нашей темой (художественная идеология - тема известного трактата Толстого об искусстве) <...> И потому книги Аксакова, столь давние от нас по своему феодальному материалу, столь близки нам по своей бессмертной сущности, которая заключается в отношении ребенка к своим родителям и к своей родине", "сиротства человек не терпит, и оно - величайшее горе" (ДЛ,3,1941)

*

"Трагедия романа "Прощай, оружие!" (Э.Хэмингуэя) заключается в следующем. Любовь быстро поедает самое себя и прекращается, если любящие люди избегают включить в свое чувство некие нелюбовные, прозаические факты из действительности, если будет невозможно или нежелательно совместить свою страсть с участием в каком-либо деле, выполняемом большинством людей. Любовь в идеальной, чис­той форме, замкнутая сама в себе, равна самоубийству, и она может существовать в виде исключения лишь очень короткое время. Любовь, скажем парадоксально, любит нечто нелюбовное, непохожее на нее" (ЛК,11,1938)

*

"Но как трудно, видимо, приходится английской женщине крисовского1 круга! Ей надо постоянно преодо­левать в мужчинах пошлость, лживую патетику, цинизм, смехотворные потуги на великие дела2, беспло­дие и прочее, и притом делать это с огромным тактом и терпением, чтобы мужская "слабосильная команда" не обиделась" (ЛК,5,1938) - описание судьбы Вирджинии Вулф3 (в Англии ее биографии написаны той самой "командой")

     1 Крис - герой романа Р.Олдингтона "Сущий рай"
     2Крис должен содать новую всеобъемлющую историографию человечества, чтобы, опираясь на эту историографию, современные поколения могли найти концы той нити, ухватившись за которую им удалось бы найти истинное направление исторической жизни. Его задача заключается в открытии всего реального и устранении всего иллюзорного. Платонов отвечает Крису и Олдингтону: "Такие попытки уже были (например, Г.Уэллс, "Краткая история мира"), и эти попытки лишь увеличили фонд юмористической литературы". Англия была болотом, Стрэнд клубился рододендронами и мамонты на Пиккадили, - читает Уэллса героиня романа "Between the Acts" Вирджинии Вулф, романа-завещания, начатого ей в том же 1938 г.
     3И все же в заключительном монологе ("Before we part, ladies and gentlement...") пьесы, которую смотрят персонажи "Between the Acts", Вирджиния Вулф употребляет более резкие формулировки, - слова, о которых никогда уже не решатся упомянуть в своих текстах о Вирджинии Вулф ни один из "официантов"


*

"...вожди французского, английского, всемирного империализма...превратили жизнь из "скверного" сна в смертный кошмар мировой войны 1914 года. Империализм вырывал людей из самой удаленной, недо­ступной глубины природы и засовывал их в машину войны, отучая не только от счастья жизни, но и от самой жизни" (из неопубликованной при жизни Платонова статьи 1939 г.)
      "...подавление эксплуататорских классов равносильно физическому спасению народа" (О:"Огонек", 17,1947)

*

К.Чапек ("Война с саламандрами") "изобразил нам мышление распространенного на Западе человеческого типа - мышление, в котором постоянно ассоциируются образы и понятия пропаганды, предрассудков, рекламы шовинизма и невежества, мышление, почти разрушенное, раздробленное идеологическим "воздействиями" эксплуататорского общества", "весь бред и абсурд человеческих отношений западного, позднего капитализма", где "некий фашистский зародыш" остается "внутри самих людей, в их капиталистическом способе хозяйства, в их отношениях друг с другом"
      "Некоторые из них (Луи Селин, "Путешествие на край ночи") ограничиваются...воплем и признанием себя и человека вообще "мерзавцем собственной жизни" <...> не найдут ли они (сознательные мерзавцы) для себя спорта и утешения в истреблении других" (ЛК,7,1938)
      "...противоречие, которое лежит в буржуазном демократизме, еще не было заметно для рядового американца, но оно было заметно для Александра Пушкина" (ДЛ,1-2,1940) Основной характеристикой демократии Пушкин считал "отвратительный цинизм", - как следствие "страсти к комфорту". Сначала демократия базировалась на рабстве, на эксплуатации других стран, а начиная с Хиросимы - просто на убийствах, найдя для себя спорт и утешение в истреблении других.

*

"...сколь многому нужно случиться в природе, сколь природа должна перемучиться, утратить, чтобы немногое могло измениться в человеке, чтобы трагический, явственный язык действительности мог проникнуть в сознание человека...чтобы человек благодаря фактам вышел из заточения узкоутили­тарного эгоистического миропонимания, из нищеты своей мысли, замкнутой в тело как в темнице" (из неопубликованной при жизни Платонова статьи 1939 г. "Новый Руссо")

*

"...саламандры так и не поняли, зачем им нужен бог, в этом их интеллигентность, несомненно превыша­ла человеческую...(подражать саламандрам в здравом, атеистическом рассудке люди, очевидно, не могли)" (ЛК,7,1938)
      "Для бабушки Акулины Ивановны открыты все тайны жизни...Она является фактической хозяйкой человеческого мира, окружающего ее, хотя явно и не господствует в нем, - но хозяйствовать ведь важнее, чем господствовать...ее дело серьезное, а бог и черти живут лишь для волшебства, для интересной таинственности мира" (ЛК,6,1937)
      Virginia Woolf ("Mrs Dalloway"): "and so she evolved this atheist's religion of doing good for the sake of goodness"

*

Достоевский "впал в мучительное заблуждение...он предельно надавил на жалобность...на страдание всякого разума" (ЛК,1,1937)
      Cлово "не должно быть обесценено ничтожеством жалости или воплем беспомощного сочув­ствия" (ЛО,7,1940)
      "Выходом из трагического положения может быть либо бесплодное горе, выраженное в совершенно неприемлемом литературном кликушестве, либо активное действие, настоящий выход, но он, этот выход, не может быть придуман, он может быть открыт" (ЛК,11,1938)
      "...в области искусства открытие действительности является более трудным делом, чем художест­венное изображение идеи, выдуманной по поводу действительности" (ДЛ,11-12,1940)

*

"...высший поэт - это тот, кто находит поэтическую форму для действительности в тот момент, когда действительность преобразуется" (из неопубликованной при жизни Платонова статьи 1940 г., ДП:"День поэзии",1966)

*

"Реальная человеческая история - и теперь и две тысячи с лишним лет назад, в античную эпоху - совершалась и совершается, конечно, совсем иначе, чем полагает Шпенглер или кто-нибудь другой, подобный ему (из предшественников Платонов называет Данилевского и Леонтьева, из последователей - Бердяева, Франка, Степуна). Техника есть именно признак воодушевленного человеческого труда, и она лежит в начале всякой культуры, а не в конце ее" (ЛК,7,1938), и поэтому Платонова в первую очередь интересовал "образ человека, совмещающий в одном лице и мастера исследовательской, конструкторской мысли и мастера физического труда" (ЛК,2,1937), он сам был таким человеком. У Толстого рабочий "может знать только то, когда он содействует и когда не содействует общему делу, но не может знать всего устройства завода и цели, для которой он работает", эта цель "не может быть даже вполне понятна ему" (Собр.соч. в 90 т, т.66, с.391), что естественно: "в будущем действи­тельность приобретет и новые, поистине незнакомые черты, и грудь человека, возможно, будет взволно­вана тем чувством, которое Пушкину (и Толстому) было неизвестно" (ЛК,6,1937)
      "...противоположение ("Искусства и Техники или Культуры и Цивилизации") означает круглое неве­жество людей (Шпенглера и т.п.)...их неосведомленность ни в культуре, ни в технике", не следует "рас­сматривать казуистическую разницу этих понятий" (ЛК,7,1938)

*

"...автор приготовился на специально приспособленном автомобиле к путешествию в священную страну непуганых птиц. Это удобно, но немного комично, это напоминает сцену из американской жизни, когда зажиточные амери­канцы на ройсах и паккардах едут в церковь <...>
      Нам кажется, что писателю М.М.Пришвину недостает сатирической или хотя бы юмористической способности, как недостает ее и многим другим нашим лирикам, эпикам, романистам и повествователям. Эта способность нужна не для того, чтобы превратить лириков, скажем, в сатириков. Эта способность нужна для "внутреннего употреб­ления", для контроля своего творчества, для размышления о предмете со всех сторон, для того, чтобы не впасть в елейную сентиментальность, в самодовольство и благородное созерцательство, в нечаянное ханжество, в дурную прелесть наивности и просто в глупость.
      <...> подробно изображаются все обстоятельства...необходимые и ненужные - с одинаковой точностью...и все случаи с его спутниками, и встречи с людьми - значительные и ничтожные...и, наконец, где автор философствует, пытаясь сочетать поэзию, мысль и природу, там у него ничего не получается.
      <...> носителями же этой социологии являются наиболее эгоистические личности, не желающие преодолевать в ряду со всеми людьми несовершенства и бедствия современного человеческого общества, ищущие немедленного счастья, немедленной компенсации своей общественной ущемленности (лишь кажущейся им благодаря развитому эгоцентризму своей личности) - в природе, среди "малых сих", в стороне от "тьмы и суеты"...И вот такой человек искусственной походкой уходит в природу и начинает там заниматься ребячеством" (ЛО,17,1940)
      "...центр литературного дела всегда будет заключаться в существе человека, а не возле него" (ДЛ,9,1940)

*

"Искусство - дело не менее серьезное, чем жизнь, но кто живет в виде попытки?..Книги тоже следует писать - как единственную, не оставляя надежды в читателе, что новую, будущую книгу автор напишет лучше" (ЛК,5,1938)

*

"Ахматова конкретна, - пишет Шкловский, - как мастер лимузинов <...> "Как мастер лимузинов" - Шкловский сказал для своеобразия. Означает же это вот что: <...> у всех же так, трогают вначале что-нибудь, допустим, - колени. А затем - одинаково. Это похоже, как лимузины, думает Шкловский. Он не понимает, что мысли и действия людей в одинако­вых обстоятельствах тоже почти одинаковы (и здесь нет ничего дурного, порочащего) но чувства их всегда разнятся <...> играя метафорой, автор и выигрывает одну метафору" (ЛГ,21.7.1940)

*

"Паустовский же очень часто пользуется для изображения человека в своих рассказах выдумкой. Выдумка, по нашему мнению, хуже, чем реалистические средства, хуже даже, чем чистая, сверкающая, бесплотная фантастика Грина <...> Рассказ ("Музыка Верди"), при всем благородстве и чистоте излагаемого в нем факта, оставляет впечатление неловкости, потому что это благородство, эта нежность, возвышенность, предупредительность, заботливость, гума­низм, одухотворенность, сознательность всех персонажей рассказа1 словно стеризовали действительность, и все хорошее и доброе на свете стало невесомым. Эта невесомость рассказа делает его незначительным произведением: излишнее, навязчивое, кокетливое благородство человеческих натур, населяющих рассказ, опустошило его <...>
      Рассказы (перечисление) написаны в той же манере мнимой беллетристики; поэтому суждение о них поведет нас к однообразию <...> А в отношении А.С.Грина2, Джозефа Конрада3 и других старших по возрасту литературных братьев Паустовского можно дать лишь один искренний совет - положительно и скоро их забыть" (ДЛ,9,1940)

     1 Стилистика Паустовского определена Платоновым как "оргия гуманизма". Обучением выдумке Паустовский занимался в Литературном институте, который не простил Платонову (см.раздел "Мария" наст.сайта, письмо М.А.Платоновой) данной статьи
     2 Статья Платонова о Грине: ЛО,4,1938
     3 Стилистика Д.Конрада высмеяна Вирджинией Вулф в "Комнате Джейкоба"


*

"...заменил в себе этот ясный, чувственный образ народа мистическим, почти тлетворным представлением о нем - отвлеченным понятием его как мистического тела, с Разумом, с Высшим Существом во главе народа и природы, дурным суррогатом бога, совершенно неубеди­тельным для чувства и мысли людей" (из неопубликованной при жизни Платонова статьи 1939 г.)
      По-видимому, об А.Проханове.


*

"...лучшее состояние для художника бывает тогда, когда герои его находятся у него в руках настолько же, насколько он сам находится в их руках, - абсолютная же свобода обращения автора со своими персонажами к добру, к созданию глубокого произведения, не ведет" (ЛО,4,1938)
      "...и вся проблема ведущего героя и "подсобных" персонажей разрешается: в естественном действии настоящего искусства все становится главным, первоочередным или, по крайней мере, необходи­мым" (ЛО,13-14,1938)

*

"Литературная критика всегда немного кощунственное дело: она желает все поэтическое истолковать прозаически...Но во многих случаях критика, как суждение, нужна не для того, чтобы осудить или похвалить, но для того, чтобы глубже понять" (ДП,1966), "каждый лишний понимающий человек - огромная ценность" (ЛК,7,1938)

*

"...невыразимая или невыраженная мысль не есть мысль, она будет только движением чувства или переживанием, быстро исчезающим без следа, потому что они не стали мыслью и мысль не стала словом" ("когда мы говорим "слово", мы, понятно, имеем в виду весь язык народа"), (язык) "превращает весь жизненный, деятельный чувственный опыт народов в мысль, - ради того, чтобы пережитое, открытое и сотворенное народом не утратилось, но чтобы оно стало капиталом, основанием для дальнейшего развития жизни народа" (из неопубликованной при жизни Платонова статьи 1941 г. о Лермонтове )
      "...великая поэзия, питающая язык народа, обладает свойством неисчерпаемости. После того как мы знаем уже какое-либо стихотворение или прозу писателя наизусть, нам стоит только произвести его внимательно вновь, и мы почувствуем, что мы обнаружили в нем нечто новое, что-то ускользавшее от нас прежде. Это "что-то", что-то как бы немногое всегда остающееся за пределами нашего понимания и осваимое нами лишь при повторном чтении, но никогда не дающееся нам целиком и без остатка, и есть признак неистощимости такого рода поэзии, - и потому каждому дается возможность снова и снова ощущать питающую силу поэзии и право делиться с ней впечатлением и рассуждением" (там же)

*

"...в романе Джойса ("Улисс") мы видим не реального человека, а человека, искаженного экспери­ментирующим пером автора романа...Но нельзя вести анализ с таким истирающим насквозь усердием, чтобы живое разлагалось в мертвое" (ЛК,7,1938). Вирджиния Вулф: проза - род поэзии, а в этом романе есть что-то плебейское; не только в прямом смысле этого слова, но и в самой литературной технике.

*

"Для отдельного человека и для целого народа нет стыда или ущерба жить в том или другом веке - сто или две тысячи лет назад", все дело в том, на что направлены силы, "и даже отдель­ный человек" может остаться "современником, товарищем и собеседником всего человечества на все время существования последнего на земле" (ЛК,7,1938)
      "Единственная слава, единственная истинная честь для всякого большого художника заклю­чается в том, чтобы завещанное им слово не убывало, не утрачивалось в своей глубине и цен­ности, а возрастало...Великий художник требует, чтобы его завоевывали или по крайней мере осваивали" (ЛО,7,1940), задача же "официантов" - чтобы убывало, утрачивалось. При написании предисловий, критических статей, биографий и т.д. ключевые тексты таких авторов, как Чаадаев, Толстой, Платонов изымаются из обращения (мировоззрение этих авторов описывается нецитируемыми фрагментами) и обсуждаются частности (или проблемы, не имеющие к авторам никакого отношения); в отсутствие ключевых текстов частности имеют уже другой смысл, отчего сами авторы становятся сомнительными и иногда удается их унизить: главного текста Толстого ("В чем моя вера") нет в школьной программе. Напомним, что Толстой был первым в истории России - с мировой славой писателя и мыслителя, и именно этот текст Толстой (и все в мире) считал главной своей работой. Б.Пастернак (1950, частная переписка): "И все же главное и непомернейшее в Толстом то, что больше проповеди добра и шире его бессмертного художнического своеобразия...Новый род одухотворения и восприятия мира и жизнедеятельности, то новое, что принес Толстой в мир...то есть я хочу сказать, что вопреки всем видимостям, историческая атмосфера первой половины ХХ века во всем мире - атмосфера толстовская"

*

"Основная задача Октябрьской революции состояла и состоит в воспитании высшего типа человека на земле - по сравнению с человеком предшествовавших эпох", 1940 г. (ДП,1966), живущего "принципиально иначе, чем где бы то ни было в другом месте земли" (ЛК,5,1938)
      И она создала (и запечатлела) образец такого человека: Платонов. Который является главным героем романов "Чевенгур" и "Счастливая Москва", повестей "Котлован" и "Джан", его военных рассказов.


*

"...недостаточно только однажды родиться, нужно еще чуть не ежедневно возрождаться, и матерью тогда нам служит уже вся земля, все современные нам люди" (ЛК,11,1938)

*

"Нет и не может быть на свете таких условий, чтобы глубокая, необходимая нужда народа осталась надолго без удовлетворения, чтобы сердце его билось впустую и чтобы душа его могла кормиться камнями демагогии и тщетными надеждами" (ЛК,6,1937)

*

"Истинное мужество всегда заключено в заботе и в исполнении долга, и не своего только долга, а и долга других, если другой исполнить его не может" (О,17,1947)






5

О военных рассказах Платонова


Толстой говорит: где что считается beau, то и beau, так думают и Репины, и Чеховы, однако почти все, что считается искусством вовсе не искусство, а подделка под него; искусство не есть мастерство, а передача испытанного чувства; главное - не делать из писания средства существования, что лишает возможности испытывать самые важные и новые чувства, т.к. освобождает от свойственного всем людям разрешения проблем взаимоотношений с природой для поддержания своей и других людей жизни. Платонов: "все действительно возвышенное рождается лишь из житейской нужды" ("Афродита")
      Оценка достоинства искусства, т.е. чувств, которые оно передает, зависит от понимания людьми смысла жизни, от того, в чем они видят благо и зло жизни; в движении к более ясному пониманию всегда есть люди, яснее других понимающие смысл событий; условия явления истинного искусства: нужно, чтобы человек стоял на уровне высшего для своего времени мировоззрения, чтобы он пережил новое чувство и имел талантливость к какому-либо роду искусств; для производства подделок достаточно таланта; и ещë "важны три вещи: искренность, искренность и ещë раз искренность". Платонов: "Жена мне говорила...что я пишу ничего, но непоследовательно. А я думаю, что непо­следовательность может быть удобной формой для искренности".1
      Реакция мира искусства естественна: не следует говорить о таком великом человеке, как Толстой, что он болтает пустяки, но ведь это так, только легкомысленный человек мог написать, что хорошее искусство всегда понятно всем. Толстой отвечает: труд мой не пропадет даром, и повлияет на все дальнейшее развитие искусства (Собр. соч. в 90 т., т.30, с.416), рассказы Платонова 1942-1945 гг - доказательства правоты Толстого, свидетельства той страшной власти, которая дана нам в понятном всем слове, когда тайна жизни открывается с легкостью наслаждения ("как превратить нашу общую мысль, нашу философию...в простое, доступное всем, страстное, святое чувство", 1943)
      22.1.1892 "Московские ведомости" писали: тексты Толстого2 "являются открытою пропагандой к ниспроверже­нию всего существующего во всем мире социального и экономического строя", перед ними "бледнеет даже наша подпольная пропаганда". Толстой: напрасно меня упрекают, будто я пишу, не зная экономической науки, в част­ности того, что "открыл Карл Маркс". "Ошибаются. Я внимательно прочел "Капитал" Маркса и готов сдать по нему экзамен" (1895). Марксизм - "отсталое и исполненное тех же недостатков, неясностей, противоречий, нелепостей, как и все европейские политико-экономические учения" (1900), "Если бы даже случилось, что предсказывает Маркс, то случилось бы только то, что деспотизм переместился бы. То властвовали капиталисты, а то будут властвовать распо­рядители рабочих" (1898), рабочие названы передовым классом 3, потому что ими легче манипулировать. Гагарин : "человек - не царь природы, а существо обделенное", "человек - пролетарий, он пария в царстве живых существ", у Платонова "пролетарий" и "человек" синонимы.
      "Жене нужно было кроме хлеба и хорошей жизни еще что-то, неизвестно что, - она о том говорила. Что же это было, что не известно было ей самой и что ей было необходимо?..Иль и правда у нас недостаток был чего-то, о чем жена горевала, и оттого погорела и померла наша Добрая Пожва...я того не знаю, я только живу и мучаюсь один...Он не знал всей тайны жизни и не знал, почему зло хоть на время может одолевать добро и убивать безвозвратно любимых людей. А это горе уже не на время, а навеки" ("Сампо")
      "...мы Ленина читали. Только я всего не прочитал еще, прочту после войны. Правда есть, и она записана у нас в книгах" ("Рассказ о небольшом сражении под Севастополем"). У Ленина избыток Маркса и недостаток Толстого, оттого и погибла Добрая Пожва; наша общая мысль сбережена "в долгом опыте и в терпеливом размышлении", сохранена в письмах Чаадаева, "В чем моя вера" Толстого, "Записке" Гагарина, и довершена в военных рассказах Платонова; она была изложена им уже в "Чевенгуре" и "Котловане", но в столь сложной форме, которая позволила "паразитной интеллигенции" ввести их в школьные программы, как антисоветские, и только в военных рассказах она превращена в простое, доступное всем, страстное, святое чувство.
      Толстой: "Мы так запутаны, что каждый шаг в жизни есть участие в зле: в насилии, в угнетении. Не надо отчаиваться; а медленно распутываться из тех сетей, в которые мы пойманы, не рваться (этим хуже запутаешься), а осторожно распутывать" (Дневник, 4.4.1897), Платонов: "всеобщее блаженство и наслаждение жизнью...есть ложная мечта"; "натура его начала ожесточаться, созревая в бедствиях, и учиться способности одолевать, срабатывать каменное горе, встающее на жизненном пути", мир перед ним оказался "более велик во всех направлениях" и он "неожиданно почувствовал свободную радость, независимую ни от злодея, ни от случайности", а не "то убогое блаженство, ради которого, как он прежде думал, только и жили люди" ("Афродита"), и Платонов (следуя Чаадаеву!) ищет обоснования для нашего будущего в глубокой оценке настоящего, а не в некотором прошлом (которое всегда сфальсифицировано), "не сберегая своих сил в обобщении, ибо в обобщении всегда скрывается умерщвление живого отдельного человека", он должен "описать его истинно, точно, индивидуально", вот эти священные тексты: "Один бой", "Рассказ о небольшом сражении под Севастополем", "Оборона Семидворья", "На Горынь-реке", "Два дня Никодима Максимова", "Сержант Шадрин", "Офицер и солдат", "Афродита", "Среди народа", "Иван Толокно", "Домашний очаг", "Сампо", "Три солдата", "Полотняная рубаха", "Мать", "Рассказ о мертвом старике". Они не нуждаются в толкованиях, их невозможно цитировать, а только переписывать, старательно, от начала до конца, шевеля губами; после них человек становится невосприимчивым к речам о правильном понимании свободы, демократии4 или царства божия, не будет принимать участия в честных и прозрачных выборах, не станет адептом никакой религии или партии, потому что другой партии, кроме партии Чаадаева, Толстого, Гагарина и Платонова у нас быть не может, без списков и членских взносов.


1 "Размышления офицера", 1943

2 "В том небольшом месте, из которого я имею статистические сведения, среди населения в 40 тысяч население уменьшилось до 10 тыс. Люди...мрут от голода", 1892 (т.29, с.351)
      В том же 1892 г. Толстой приходит к убеждению, что везде, в России, Европе и Америке устройство жизни "зиждется не на каких-либо...юридических началах, а на самом простом, грубом насилии, на убийствах и истязаниях людей" (т.28, с.226)
      Институт насилия, при котором всякое личное благо человека приобретается страданиями других людей, сводится к нужной организации разделения ответственности, одни устанавливают законы ("обокрали народ...а потом закон установили, чтоб не красть"), другие их трактуют, третьи исполняют, и тогда никто не чувствует противоестественности совершаемых злодейств. "Связь нашей роскоши с страданиями и лишениями людей...слишком очевидна. Мы не можем не видеть той цены прямо человеческой жизни, которой покупаются у нас наши удобства и роскошь", 1893 (т.29, с.207);
      "...как могут люди нашего круга жить спокойно, зная, что они погубили и догубляют целый народ, высосав из него все, что можно, досасывая теперь последнее, рассуждать о Боге, добре, справедливости, науке, искусстве", 1894 (т.66, с.367)
      1895 г., В.Черткову: ужасно противно "мерзкое паразитное общество богатых людей и ученых" (т.87, с.333); дочери (23.9.1895): "их ничем не проберëшь, у них и философия, и богословие, и эстетика, которыми они, как латами защищены"
      Дневник 1898 г.: если под голодом называть недоедание, при котором люди живут, преждевременно умирая, уродуясь и вырождаясь, то такой голод существует уже около 20 лет для большинства черноземного центра (т.29, с.221). Платонов ("Полотняная рубаха"): "Жили мы так бедно, как во сне теперь может присниться...Рассерчать надо было, прогневаться всем народом, - да это случилось позже, а мы тогда мучились...От голода я рос тихо, долго мыл маленьким" и в "Афродите": у матери в утробе лежишь - себя не помнишь, наружу вышел - живешь в избе как в каземате, а помер - лежи смирно, и забудь, что ты был, повсюду нам было тесное место.

3  Толстой и Гагарин считают, что это не так, связи крестьян с природой глубже и разнообразнее; Толстой: "русского мужика - нашего кормильца и хочется сказать: нашего учителя - можно и должно описывать не глумясь и не для оживления пейзажа, а можно и должно писать во весь рост, не только с любовью, но с уважением и даже трепетом" (1893)
      Толстой - Н.Страхову (1895): я бы давно уже умер от тоски и отчаяния, если бы мужика не было, и - "противно писать для этой никуда ни на что не годной паразитной интеллигенции, от которой никогда ничего, кроме суеты, не было и не будет" (т.68, с.207); ранее, в статье "О голоде" Толстой писал, что паразитная интеллигенция существует для того, чтобы клеветать: народ голоден потому, что ленив, пьян, дик и невежествен.
      Толстой - А.Соколову (1897): "Как бы мы, живущие в роскоши, ни ненавидели неправду жизни и не негодовали на насилие и несправедливость людей, мы никогда не можем этого так сильно чувствовать, как чувствуете это вы, люди напряженного труда, страдающие от этой неправды" (т.70, с.131)

4 Толстой и Гагарин понимали демократию так же, как ее понимают американские президенты: "Можно дурачить весь народ какое-то время, можно дурачить часть народа все время, но нельзя обманывать всех все время" (Авраам Линкольн), власть избирается той самой частью; в результате упадок сознания и мысли лишает людей самой возможности понимать причины и источники зол, и отдавать отчет в мотивах собственных действий, "зло и добро теперь могут являться в одинаково вдохновенном, трогательном и прельщающем образе" (Платонов). "Скоро и бомбы на землю будут падать столь часто и постоянно, что люди привыкнут к ним, перестанут их слышать, и жизнь им снова покажется тихой, а смерть от осколка бомбы обычной и естественной" ("По небу полуночи")
      "Из убийства необходимо сделать воспитательное назидание для живых в свою полную пользу" ("Седьмой человек") - о Хиросиме, бомбардировках Югославии, Ирака, Ливии; "они хотят нас искалечить, унизить до своего счастливого идиотизма" ("По небу полуночи")



chevengur@bk.ru                    

статистика